– Перекусить? – улыбнулся я. – С удовольствием!

Войдя в заведение общепита, где всё – тяжелая мебель, округлые витрины да буфетчица в строгих кружевах, – хранило стиль пятидесятых, я прежде всего высмотрел для себя столик в углу и застолбил место, сложив куртку на стул. Отсюда всё видать, даже мощные колонны не застят вход.

Спецбуфет открылся ровно в одиннадцать, и двое-трое чинов, особенно оголодавших, степенно выстроились к кассе. Я занял очередь.

– Спинка осетра с огурцом… Свекла с брынзой, чесноком и майонезом… Оладьи со сметаной… Два хлеба и чай.

– С вас семьдесят пять копеек, – прощебетала кассирша, выбивая чек на раритетном, лязгающем и звякающем агрегате.

Засев в засаде, я не торопясь вкусил от щедрот ЦК, безразлично поглядывая на входивших. Уработались, бедолаги. У них обед в час, решили потренироваться…

Да… Здесь не бывает просроченной рыбки, черствого хлеба или заветревшейся колбаски – всё наисвежайшее и только высшего сорта. Может, потому и не выводятся подпольщики? Одним мучительно больно расставаться с номенклатурными бонусами, вроде спецмагазинов или спецсанаториев, а другие и вовсе жаждут монетизировать блага…

Я вдумчиво жевал отменную осетрину, когда в буфет заглянул Дайнеко. Будто копируя меня, он обшарил столики настороженным взглядом, и заворковал с хихикающей девицей за прилавком.

Я опустил глаза, разделывая вилкой горячую еще оладью. Что-то уже и есть расхотелось…

«Надо, Миша, надо!»

Без охоты дожевав, выхлебал чай. М-да…

Мне не потребовалось даже заглядывать в глаза Виктору-Чеславу. Дернув уголком рта, мыслью погрузился в его «комплекс нейронных состояний» – как в смердящую клоаку. Хотелось плеваться и поскорей очистить память от налипшей мерзкой слизи.

«Успеешь!» – осадил я себя.

Неторопливо натянув куртку, я вышел, не глядя на Дайнеко, и поднялся к кабинету Пельше. Арвида Яновича я видел лишь однажды, в тот самый день, когда договаривался с Политбюро о правилах игры, и не сразу узнал в пожилом мужичке с зачесанными редкими волосами могущественного председателя Комитета партийного контроля. Переболев, Пельше еще больше усох, телесно приближаясь к состоянию мумии, но в зорких глазах по-прежнему горел зловещий огонь. Такой человек не предаст. Но и не пожалует.

– Михаил? – скрипуче спросил председатель КПК вместо приветствия. – Входите!

Кабинет Пельше мерял шагами Андропов.

– Ну? – выдохнул он, скрипя подошвами на развороте.

– Настоящее имя Виктора-Чеслава – Шон, – сдержанно доложил я. – Он ирландец, живет в США. Позывной – «Сегундо». На его счету десятки убийств. Сколько он наших прикончил, точно не скажу, но первым стал реальный Дайнеко. «Сегундо» закопал его в какой-то пуще… то ли Беловежской, то ли Налибокской. А вот на кого Шон работает, я так и не понял. Не на разведку, точно. Это наемный убийца экстра-класса, ему платят – он выполняет задание.

Пельше яростно выругался по-латышски, стискивая кулачки, а Ю Вэ шагнул к телефону, быстро набрал номер.

– Готовы? – отрывисто сказал он в трубку. – Берите его!

Андропов снова пошел круги описывать, а Пельше сердито насупился, горбясь и глядя в столешницу. Истекла минута… Пошел обратный отсчет второй… Третьей…

Негромкая телефонная трель прозвучала, как сигнал тревоги. Юрий Владимирович рванулся к аппарату.

– Да! Что?.. – он обмяк. – Понятно… Да, конечно.

Замахнувшись трубкой так, словно хотел расколотить телефон, Андропов сдержался, и медленно, бесшумно вернул ее на рычажки. Усталое лицо перекосила судорога.

– «Сегундо» успел куснуть капсулу с ядом, – глухим, дребезжащим голосом доложил он.

– Уш-шел, пёс! – прошипел председатель КПК, бессильно шлепая по столешнице.

– Собаке – собачья смерть, – тяжко упали слова.

Четверг, 8 декабря. Ночь

Северный Йемен, Хамис-Мушайт

Зима, называется… Днем под двадцать пять тепла! Правда, ночью холодает – аж до плюс тринадцати. Пустыня…

Зенков оглядел отбитый у саудовцев аэродром. Ну, это только так говорится – «оглядел». В режиме светомаскировки не много высмотришь. Мелькали, правда, кое-где тусклые огоньки. Иногда даже дверь распахивалась, выпуская желтый накал лампочек.

В темноте особенно четко разносился гортанный арабский говор, в него вплетался звонкий испанский, прикладывался ёмкий русский. Профырчал «УАЗик», окатывая фарами белый фюзеляж «Ил-76». Но не советских, а иракских ВВС – вместо красных звезд на крыльях зеленели треугольники с арабской загогулиной. И тишина…

Лишь однажды ее смял взлетающий «мигарь» – двигун загрохотал на форсаже, заревел, выпуская дрожащий голубой пламень, «гофрированный» фазовыми пережатиями. Истребитель прокатился по ВПП, легко отрываясь от земли, поджимая лапы-шасси, и канул в ночь.

Женька подумал, и залез на теплую броню БМД. Едва он притулился к башне, как зашуршал песок под энергичными шагами, и полоснул луч фонарика.

– Дай руку, сержант, – прокряхтел Марьин. Уцепившись, капитан запрыгнул, и устроился рядом. – Ух! Ну, как тебе тутошние пески?

– Да такие же! – фыркнул Зенков. – Только желтые. Товарищ капитан… А скоро нам… туда?

– Скоро, – в офицерском тоне зазвучала серьезность. – Хм… Ты, говорят, после дембеля в училище намылился?

– Намылился, – утвердительно кивнул Женька.

– Ну, и правильно. Одобряю! Не сопляком поступишь, а «дедом»… Смотри, сержант, вся операция, конечно, секретная, но мы же десант! Должны знать свой маневр. Аль-Хамди – наш человек, русских он уважает. А что йеменцы встали на тропу войны… Так, правильно! Саудиты первыми начали. Ничего себе, заявочки – президента грохнуть! Ну, вот и ответка прилетела… Я, правда, думал, что всё Хиджазом и закончится, ан нет… Иракцы, похоже, «второй фронт» открывают. Могу спорить на что угодно – хотят оттяпать у саудовцев нефтеносные районы в Эль-Хасе! Это там, на востоке, у Персидского залива…

– Ух, ты… Ничего себе… – растерялся Жека. – Так это ж они… Они так всю карту перекроют, что… Ну, молодцы! Это ж сколько нефти загребут!

– Вот-вот… А ты заметил, сержант, как местные реагируют на «захватчиков и оккупантов»?

– Да радуются!

– Во! И так везде – саудиты местных за людей не считают. И на восточном побережье та же картина. Там, на границе с Ираком, шииты живут, так их в Эр-Рияде даже за мусульман не держат! Гнобят по-страшному, вплоть до резни. Вот туда нам и дорога… В тех местах один шиитский шейх проживает, зовут его Хасан аль-Саффар. Он второй год партизанит, гоняет саудовцев, дает жизни ихним карателям! Вот мы ему и поможем… А на границе кучкуются иракцы… Три танковые дивизии – «Навуходоносор», «Медина» и «Хаммурапи»!

– А мы все равно будем первыми! – воскликнул Зенков.

– На то и десант! – ухмыльнулся Марьин. – «Никто, кроме нас!»

Глава 10

Пятница, 9 декабря. Вечер

Москва, улица Малая Бронная

– Нет-нет, Миша, отражение должно идти сразу во все стороны! – голос Игоря Максимовича звучал отовсюду и ниоткуда. – Во-от! – довольно прожурчал наставник. – Отлично! Готов?

– Всегда готов, – разлепил я губы.

Нервный взрыв сотряс меня, отзываясь болью в каждой клеточке, и я поневоле открыл глаза. Тяжело дыша, смаргивая пот, огляделся. Тихо, мирно, спокойно. В камине потрескивают поленья, солидно щелкает маятник в напольных часах «Эрдлей Нортон». А рядом сидит Котов, улыбается и кривит губы в сочувственной улыбке.

– Пропустил… – сипло вытолкнул я, перхая. – А неслабо шарахнуло!

– Слабо, Миша, очень слабо, – покачал головой Игорь Максимович. – По-настоящему сильный ментальный удар способен выжечь мозг! А я так, для острастки… Но вы не переживайте, Миша, успехи ваши просто фантастические! То, чего иные добиваются годами, вы освоили за какой-то вечер. Это очень, очень хорошо! Но давайте сделаем перерыв – на ментальную защиту уходит много Силы… Сейчас я чайку организую!